Глава первая. Мальчик, который остался жив.
Мистер и миссис Дурсли, проживающие в доме No4 по
Оградному проезду, были совершенно нормальными, благодарим покорно, и этим
гордились. От них менее всего можно было ожидать чего-нибудь странного или
таинственного, поскольку подобной ерунды за ними попросту не водилось.
Мистер Дурсли работал управляющим в фирме, которая называлась
"Грюннингс" и занималась производством отбойных молотков. Он был крупный,
мясистый мужчина; шеи у него почти не было вовсе, зато были длинные усы.
Миссис Дурсли была тощая, со светлыми волосами и двойной, против обычного,
порцией шеи - что было очень удобно, так как большую часть времени она
проводила, подглядывая через забор за соседями. У четы Дурсли был маленький
сыночек по имени Дадли и, по их мнению, лучшего ребенка было просто не
найти.
У семьи Дурсли было, в общем, все, чего им хотелось, но еще вдобавок к
этому у них была тайна, и больше всего на свете они боялись, что кто-нибудь
эту тайну откроет. Если бы кто-то узнал про Поттеров, они бы этого скорее
всего не перенесли. Миссис Поттер приходилась миссис Дурсли сестрой, но они
уже несколько лет как не общались; более того, миссис Дурсли старалась
делать вид, что никакой сестры у нее нет и никогда не было, потому что
сестра эта, на пару со своим обормотом-муженьком, вела себя настолько не
по-Дурслийски, насколько вообще можно было себе представить. Семейство
Дурсли прямо дрожь пробивала, если им вдруг случалось подумать, что сказали
бы соседи, если Поттеры объявились бы на их улице. У Поттеров тоже был
маленький сын, Дурсли это знали, но никогда его не видели. Этот неизвестный
мальчишка только прибавлял им решимости держаться от Поттеров подальше - они
не хотели, чтобы их Дадли попал в подобную компанию.
Когда одним серым утром мистер и миссис Дурсли проснулись, ничто в
затянутом низкими облаками небе не предвещало тех странных и таинственных
событий, которые вскорости должны были разнестись по всей округе. Мистер
Дурсли, мурлыча себе под нос, выбирал для служебного костюма галстук
поскучнее, а миссис Дурсли самозабвенно сплетничала, запихивая орущего Дадли
в высокое креслице.
Никто не заметил, как большая неясыть протрепетала крыльями под самым
окном.
В половине девятого мистер Дурсли взял свой портфель, чмокнул миссис
Дурсли в щечку и попытался поцеловать на прощание Дадли, но промахнулся,
потому что Дадли к тому времени уже бился в истерике и швырял свою кашу в
стену горстями. "Шалунишка", удовлетворенно хмыкнул мистер Дурсли, выходя из
дому. Он залез в машину и вывел ее на улицу.
Первый знак того, что вокруг творится что-то странное, он заметил на
углу - там кошка сверялась с картой. Сперва мистер Дурсли не осознал, что
это такое он только что увидал; потом он быстро повернул голову и посмотрел
снова. Пестрая кошка на углу Оградного проезда и в самом деле стояла, но
никакой карты и в помине не было. И что это ему в голову взбрело? Не иначе
как обман зрения. Мистер Дурсли сморгнул и уставился на кошку. Тогда она
уставилась на него. Он продолжал наблюдать за ней в зеркальце после того,
как повернул за угол. Теперь она читала надпись "Оградный проезд" на
табличке - то есть, конечно же, просто смотрела на табличку, ведь кошки не
понимают ни уличных знаков, ни тем более карт. Мистер Дурсли встряхнулся и
прогнал кошку из головы. Всю дорогу к городу он думал о крупном заказе на
отбойные молотки, который он собирался в тот день протолкнуть.
Однако на окраине отбойным молоткам пришлось уступить в его голове
место еще одному обстоятельству. Сидя в обычной утренней пробке, он не мог
не обратить внимания на то, что вокруг наблюдалось необычное скопление
странно одетого народа. В мантиях, можете себе представить. Мистер Дурсли
терпеть не мог людей в дурацкой одежде - а уж что молодежь-то себе позволять
стала! Не иначе как еще одна идиотская мода. Барабаня пальцами по рулю, он
остановил свой взгляд на ближайшей кучке этих клоунов. Они возбужденно
перешептывались. Что совершенно вывело мистера Дурсли из себя, так это то,
что некоторые из них были не такими уж молодыми; да вот, скажем, этот, в
изумрудно-зеленом плаще - как бы не постарше его самого! Вот так наглость!
Только потом мистер Дурсли догадался, что все это, должно быть, просто
чьи-то глупые фокусы - демонстрация какая-нибудь... ну да, что-то в таком
роде. Машины впереди наконец сдвинулись с места, и через несколько минут
мистер Дурсли уже въезжал на стоянку "Грюннингса", и отбойные молотки снова
заняли положенное место в его мыслях.
К окну своего кабинета на девятом этаже мистер Дурсли всегда сидел
спиной. Если бы не эта его привычка, тяжело было бы ему в тот день отдать
все свое внимание отбойным молоткам. Он не видел множества разнообразных
сов, круживших над городом средь бела дня, но люди на улицах их без сомнения
видели; они, раскрыв рты, тыкали пальцами в небеса, глядя, как совы, одна за
другой, бесшумно проносились над их головами. Большинство из них сов никогда
не видали, даже ночью. Но для мистера Дурсли утро выдалось совершенно
обычное и совершенно бессовное. Он наорал на пятерых подчиненных. Потом он
сделал несколько чрезвычайно важных телефонных звонков, и поорал еще
немного. К обеду настроение у него было прямо-таки превосходное, и он решил
слегка поразмяться и сходить через дорогу в булочную, купить себе
чего-нибудь сладенького.
Про всех этих в плащах и мантиях он уже забыл - пока не наткнулся на
нескольких прямо около булочной. Проходя мимо, он смерил их злобным
взглядом. При виде их ему, неизвестно по какой причине, стало не по себе.
Эта компания тоже оживленно перешептывалась, и никаких флагов или
транспарантов было не видать. Только когда он уже направлялся обратно,
сжимая пакет с большой свежей булкой, он наконец ухватил пару фраз.
- Поттеры, ну да, я сам слышал...
- ... Гарри, их сын...
Мистер Дурсли остановился как вкопанный. Внутри у него от ужаса
похолодело. Он взглянул на шептунов так, как будто собирался им что-то
сказать, но решил не связываться.
Он бросился через улицу, промчался к своему кабинету, рявкнул
секретарше, чтобы его не беспокоили, схватил телефон и уже почти набрал свой
домашний номер, но передумал. Он положил трубку на место и принялся
размышлять, поглаживая усы. Да нет, ерунда какая. Поттер - не такая уж
редкая фамилия[2]. Наверняка в округе полно Поттеров, у которых
были сыновья по имени Гарри. К тому же он вовсе не был уверен, что его
племянника и в самом деле звали Гарри. Он его никогда не видел. Может, он
был Гарвей. Или Гарольд. К чему зря беспокоить миссис Дурсли; она всегда так
огорчается от одного лишь упоминания о своей сестре. Да и как ее, в
сущности, в этом винить - будь у него такая сестра... Но все-таки, все эти
люди в плащах...
Теперь сосредоточиться на отбойных молотках было гораздо сложнее, и к
пяти часам, когда он покинул здание, он был все еще так озабочен, что не
заметил, как на кого-то налетел прямо в дверях.
- Извиняюсь, - буркнул он, а щуплый старичок споткнулся и чуть не упал.
Только через несколько секунд до мистера Дурсли дошло, что и на этом была
надета мантия - фиолетовая. Старичок, похоже, ничуть не огорчился, что его
почти сшибли с ног. Напротив, его физиономия расплылась в широкой ухмылке, и
скрипучим голосом (таким, что прохожие начали оглядываться) он произнес:
- Не извольте беспокоиться, дорогой мой, ничто не может огорчить меня
сегодня! Возрадуйтесь, ибо Сами-Знаете-Кто наконец повергнут! Даже для
муглей вроде Вас сегодня праздник, в этот чудный, чудный день!
После чего старичок приобнял мистера Дурсли поперек живота и отошел.
Мистер Дурсли как к месту прикипел. Во-первых, его только что обнимал
какой-то незнакомец. Кроме того, его обозвали муглем - не то чтобы он знал,
что это значило. Он был ошеломлен. Добежав до машины, он скорее отправился в
сторону дома, надеясь, что все это ему почудилось (никогда прежде ему не
доводилось на такое надеяться, поскольку всяких фантазий он не одобрял).
Первое, что он увидел, заворачивая во двор дома номер четыре - и
настроения это ему явно не улучшило - была та пестрая кошка, которую он
приметил с утра. Она сидела на каменном заборе. Без всякого сомнения, кошка
была та самая - у нее были те же пятна вокруг глаз.
- Кыш! - сказал мистер Дурсли громко.
Кошка и не пошевельнулась. Она только строго на него поглядела.
"Интересно, - подумал мистер Дурсли, - кошки так и должны?" Он сделал
усилие, чтобы привести себя в порядок, и вошел в дом. Он все еще был полон
решимости ничем не беспокоить свою жену.
У миссис Дурсли день был обычный и вполне милый. За ужином она поведала
ему все о неурядицах между Миссис За Забором и ее дочерью, и о том, что
Дадли выучил новое слово ("Небуду!"). Мистер Дурсли старался держаться как
ни в чем не бывало. Когда Дадли был наконец водворен в постель, он
отправился в гостиную и как раз успел ухватить последний репортаж вечернего
выпуска новостей:
- И в заключение нашей программы - любители птиц сообщают нам отовсюду,
что совиное население нашей страны вело себя сегодня весьма необычно. Хотя
по натуре своей совы обычно охотятся по ночам, а днем практически не
показываются, мы получили сотни звонков о том, что эти птицы летали с самого
рассвета буквально во все стороны. Наши эксперты затрудняются объяснить, что
же могло привести к столь неожиданной смене привычек, связанных с совиным
сном и бодрствованием (здесь ведущий позволил себе слегка усмехнуться). В
высшей степени загадочно. А теперь Джим Макгаффин[3] расскажет
нам о погоде. Ну что, Джим, каких сов нам ожидать с неба этой ночью -
переменных или кратковременных?
- Боюсь, что мой прогноз ничего об этом не упоминает, Тэд, - сказал
синоптик, - но похоже, что сегодня себя странно вели не одни только совы.
Наши телезрители из Кента, Йоркшира и даже Денди уверяют меня, что вместо
дождя, о котором я предупреждал в нашей вчерашней передаче, на них сегодня
сыпались проливные фейерверки! Кажется, кто-то поторопился отмечать Ночь
Костров[4] - подождите следующей недели, господа! А вот то, что
ночь будет облачной и влажной, это я вам могу пообещать.
Мистер Дурсли сидел в кресле, боясь пошевельнуться. Фейерверки по всей
Британии? Совы средь бела дня? Подозрительные типы в накидках на каждом
углу? И этот шепоток, шепоток о Поттерах...
В гостиную вошла миссис Дурсли с двумя чашками чая. Нет, дальше так
было нельзя. Придется ей сказать. Он нервно прокашлялся.
- Хм... Петуния, дорогая моя... От твоей сестры в последнее время
ничего не слышно?
Как он и ожидал, миссис Дурсли возмутилась. В конце концов, обычно-то
они делали вид, что у нее нет сестры.
- Нет, - ответила она резко. - А что?
- Да тут такую ерунду в новостях показывают, - пробормотал мистер
Дурсли. - Совы... Фейерверки... И эти дурацкие ряженые, в городе...
- И что с того? - огрызнулась миссис Дурсли.
- Да вот, я тут подумал... Может... Может это все... Знаешь... По ее
части.
Миссис Дурсли молча цедила чай через презрительно сжатые губы.
Некоторое время мистер Дурсли раздумывал, не набраться ли храбрости и
сказать ей, что он слышал, как кто-то упомянул фамилию "Поттер". Потом он
решил, что, пожалуй, не набраться, и вместо этого спросил самым беззаботным
тоном, который сумел из себя выжать:
- А их сын - они с Дадли примерно одного возраста, правда?
- Очень может быть, - холодно проронила миссис Дурсли.
- Напомни мне, как его зовут? Говард, кажется?
- Гарри. Противное, мужицкое имя - я всегда так считала.
- Ах да, - сказал мистер Дурсли упавшим голосом. - Конечно, дорогая. Я
с тобой полностью согласен.
Больше он не произнес ни слова, и вскорости они отправились наверх, в
спальню. Пока миссис Дурсли умывалась, мистер Дурсли подкрался к окну и
выглянул вниз, в сад. Кошка так и сидела. Она посматривала вдоль Оградного
проезда, словно ожидая чего-то.
Могло ли все это ему привидеться? А если нет, то не могло ли оно иметь
какого-нибудь отношения к Поттерам? А если имело... тогда если вдруг
откроется, что у них в родственниках - пара... нет, это было просто
невыносимо.
Дурсли легли в постель. Миссис Дурсли быстро уснула, но к мистеру
Дурсли сон не шел, и в голове у него продолжали крутиться недавние события.
Его последней, и довольно успокоительной, мыслью перед тем, как наконец
уснуть, было то, что даже если Поттеры и были тут замешаны, то это все равно
не повод им приставать к нему или к миссис Дурсли. Поттеры прекрасно знали,
что они - и он, и Петуния - думали про них и про всю их шатию. Нет,
решительно непонятно, как он или Петуния могли быть вовлечены в эти их
делишки. Он зевнул и повернулся на бок. Они же тут явно ни при чем...
Если бы он только знал, как он ошибался.
Мистер Дурсли уже давно спал беспокойным сном, а кошка на стене сада
засыпать даже и не думала. Она по-прежнему сидела неподвижно, как статуя, а
ее немигающие глаза по-прежнему глядели в дальний угол Оградного проезда. На
соседней улице кто-то громко хлопнул дверцей, выходя из машины, потом мимо
промчались две совы, но кошка и не ворохнулась. Первое заметное движение она
сделала, только когда время стало уже подходить к полуночи.
На углу, в который так внимательно вперилась кошка, вдруг появился
человек, появился так внезапно и бесшумно, как будто выпрыгнул из-под земли.
Кошка дернула хвостом, и щелочки ее глаз сузились.
Можно смело сказать, что никогда в Оградном проезде подобного человека
не видали. Был он высоким, тонким, и довольно старым, судя по седине его
волос и бороды - причем и то, и другое было у него до пояса. На нем была
длинная мантия, пунцовый плащ до самой земли и сапоги с каблуками и
пряжками. Ясные голубые глаза его лучились за полукруглыми стеклами очков, а
нос был длинный и неровный, как бы сломанный по крайней мере в двух местах.
Звали этого человека Альбус Дамблдор[5].
Альбус Дамблдор, похоже, и не подозревал, что там, куда он только что
прибыл, человеку с таким именем - или в таких сапогах - было явно не место.
Он был занят поисками чего-то в складках своего плаща. А вот то, что за ним
следили, он, кажется, заметить успел, и внезапно вскинул глаза на кошку,
которая по-прежнему взирала на него с другого конца улицы. Увидев ее, он
почему-то усмехнулся и пробормотал, "Можно было догадаться".
Наконец требуемое отыскалось во внутреннем кармане. Этот предмет был
похож на маленькую серебряную зажигалку. Он открыл ее, поднял над головой и
щелкнул. Тотчас же ближайший к нему фонарь негромко хлопнул и потух. Еще
щелчок - и еще один фонарь замигал и потемнел. Двенадцать раз он щелкнул
своей гасилкой, и вот уже только два крохотных огонька остались видны вдали
среди полной темноты, окутавшей улицу - глаза кошки, следившей за каждым его
движением. Кто бы ни выглянул сейчас из своего окна, будь это хоть сама
востроглазая миссис Дурсли - они бы ничего не смогли разглядеть в двух
шагах. Дамблдор сунул гасилку обратно под плащ и направился вдоль по улице к
дому номер четыре. Подойдя к стене, на которой сидела кошка, он примостился
рядом и заговорил, обращаясь к ней, но на нее не глядя:
- Профессор Макгонагелл, какая встреча.
Потом он, улыбаясь, повернул к кошке голову, но той уже на месте не
было. Вместо нее он одарил улыбкой довольно строгого вида женщину в
квадратных очках - точь-в-точь такой формы, как пятна вокруг кошкиных глаз.
Она тоже была одета в длинный плащ - изумрудного цвета. Ее черные волосы
были забраны в высокий тугой пучок. Выглядела она обеспокоенно.
- Как Вы узнали, что это я? - спросила она.
- Дорогая моя, в жизни не видел таких оцепеневших кошек.
- Оцепенеешь тут, весь день сидя на каменной стене, - сказала профессор
Макгонагелл.
- Как так - весь день? И это вместо того, чтобы праздновать? Да я по
дороге сюда наткнулся по крайней мере на дюжину вечеринок и пирушек.
Профессор Макгонагелл сердито фыркнула.
- Пирушки - это уж за ними не засохнет, будьте покойны. Хоть бы кому
пришла в голову мысль быть ну самую малость поосторожней, так нет - даже
мугли, и те уже кое-что приметили. В их новостях говорили, - она кивнула на
темный проем окна в гостиной у Дурсли. - Я все слышала. Стаи сов...
Фейерверки... Они, конечно, глупы, но не до такой степени. А фейерверки в
Кенте - наверняка Дедала Дигля работа. Вот уж охламон, каких поискать.
- Ну, не стоит так уж строго, - мягко укорил ее Дамблдор. - В конце
концов, за последние одиннадцать лет поводов для радости у нас было - раз,
два и обчелся...
- Это я прекрасно понимаю, - раздраженно прервала его профессор
Макгонагелл. - Но с каких это пор позволяется всем вместе головы терять?
Полная беспечность, ходят по улицам у всех на виду, даже не позаботившись
переодеться в муглевое, слухи распускают, - тут она бросила на Дамблдора
косой проницательный взгляд, как бы приглашая его чем-то с ней поделиться,
но он молчал, и она продолжала, - Вот будет чудно, если в тот самый день,
когда Сами-Знаете-Кто наконец-то исчез, мугли нас вычислят. Надеюсь, он и в
самом деле исчез?
- Похоже на то, - сказал Дамблдор. - Так что нам воистину есть чему
радоваться. Хотите карамельку?
- Что???
- Карамельку. Это у муглей есть такие сласти, мне они в последнее время
очень пришлись по вкусу.
- Нет уж, благодарю, - холодно сказала профессор Макгонагелл, явно
давая понять, что с ее точки зрения момент для карамелек был абсолютно не
подходящий. - Так вот, даже если Сами-Знаете-Кого больше нет...
- Дорогая моя, Вы же разумная женщина - неужели так сложно назвать его
по имени? А то все эти "Сами-Знаете-Кто"... Я уже одиннадцать лет пытаюсь
убедить народ называть его настоящим именем - Вольдеморт[6], -
профессор Макгонагелл вздрогнула, но Дамблдор был поглощен разлеплянием двух
склеившихся карамелек и внимания на это не обратил. - Такая путаница, когда
все твердят "Сами-Знаете-Кто". Я, к примеру, никогда не мог понять, что
такого страшного в том, чтобы произнести имя "Вольдеморт".
- Ну еще бы, - откликнулась профессор Макгонагелл, и в голосе ее
зазвучало отчаяние пополам с восхищением. - С Вами все по-другому. Всем
известно, что Сами-Знаете -... ну, так и быть, Вольдеморт, не боялся никого,
кроме Вас.
- Вы мне льстите, - спокойно произнес Дамблдор. - Вольдеморт обладал
такой силой, какая мне и не снилась.
- Это лишь потому, что Вы слишком... благородны, чтобы ее использовать.
- Хорошо, что здесь темно. Так краснеть мне не приходилось с тех самых
пор, как мадам Помфри похвалила мою новую вязаную шапочку.
Профессор Макгонагелл снова стрельнула проницательным взором в сторону
Дамблдора и сказала:
- Совы - это мелочь по сравнению с летающими повсюду слухами. Знаете,
что все говорят? О том, почему он исчез? Что его смогло наконец одолеть?
Похоже, профессор Макгонагелл наконец добралась до того предмета,
который интересовал ее больше всего, до настоящей причины того, что
заставило ее просидеть весь день на холодной каменной стене - она сверлила
теперь Дамблдора таким пронзительным взглядом, каким ни в кошачьем, ни в
человеческом обличье еще на него не смотрела. Что бы там "все" ни говорили,
но пока Дамблдор этого не подтвердил, она ничего на веру принимать не
собиралась. Дамблдор, однако, снова ей не ответил, выбирая для себя еще одну
карамельку.
- Говорят, - не сдавалась она, - что прошлой ночью Вольдеморт заявился
в Годрикскую Лощину. Искал Поттеров. Говорят, что Лили и Джеймс Поттер...
Что их... Что они... Погибли!
Дамблдор склонил голову. Профессор Макгонагелл ахнула.
- Лили и Джеймс!.. Как же так... Я не верю... Не могу этому поверить...
Ах, Альбус!
Дамблдор протянул свою руку и погладил ее по плечу.
- Да, да... Я понимаю, - сказал он, тяжело вздохнув.
Профессор Макгонагелл продолжала дрожащим голосом:
- И это еще не все. Говорят, он и их сына, Гарри, тоже пытался убить.
Но - не сумел. Малыша он убить не смог. Почему, как это случилось - никто не
знает, но когда он не смог убить Гарри Поттера, его чары, говорят, сломались
каким-то образом, и поэтому его теперь больше нет.
Дамблдор мрачно кивнул.
- Так значит - это правда? - упавшим голосом спросила профессор
Макгонагелл. - И после всего, что он совершил... всех тех, кого он
уничтожил... он не мог убить одного маленького мальчика? Уму непостижимо...
Так вот что его остановило... Но все-таки, ради всего святого - как же ему
удалось уцелеть?
- Можно только гадать, - сказал Дамблдор. - Боюсь, мы никогда не узнаем
наверняка.
Профессор Макгонагелл вытащила кружевной платочек и промакнула глаза
под очками. Дамблдор шумно втянул воздух, извлек из кармана золотые часы и
внимательно на них посмотрел. Часы выглядели весьма необычно. На них было
двенадцать стрелок, но ни одной цифры; вместо них по кругу ходили крохотные
планеты. Дамблдор, по всей видимости, разбирался в них без труда; едва
взглянув на циферблат, он снова сунул часы в карман и произнес:
- Однако Хагрид запаздывает. Кстати, я полагаю, это именно он сообщил
Вам, что я буду здесь?
- Да, - ответила профессор Макгонагелл. - А я полагаю, Вы так и не
собираетесь мне наконец поведать - почему именно здесь?
- Я должен поручить Гарри его дяде и тете. Они теперь его единственные
родственники.
- Уж не тем ли это, которые живут здесь? - вскричала профессор
Макгонагелл и вскочила, указывая на дом номер четыре. - Да ни за что на
свете! Дамблдор - не вздумайте. Я за ними весь день наблюдала. Да во всем
мире не сыщется людей, менее походящих на нас. А уж этот их сын - я своими
глазами видела, как он гнал собственную мать по улице, вереща и требуя
немедленно конфет! Гарри Поттеру - жить с ними? Ну уж нет!
- И все-таки это лучшее для него место, - твердо заявил Дамблдор. - А
когда он подрастет, его дядя и тетя смогут все ему объяснить. Я им даже
письмо написал.
- Письмо? - слабо повторила профессор Макгонагелл, снова усаживаясь на
стену. - Ну сами подумайте, Дамблдор, разве такое можно изложить в письме?
Эти люди, они же ничего о нем не поймут, даже если постараются. Он ведь
будет знаменитым... О нем сложат легенды... Да что там, я не удивлюсь, если
этот день станут теперь отмечать - День Гарри Поттера! О нем напишут в
книгах. В нашем мире даже маленьким детишкам будет известно его имя!
- Вот-вот, - сказал Дамблдор, строго поглядывая поверх своих
полукруглых очков. - Такое кому угодно в голову ударит. Еще ходить и
говорить не научился - и уже знаменитость! Повсюду известен - за то, что он
сам и вспомнить-то не сможет! Неужели не ясно, что для его же пользы ему
необходимо расти здесь, вдали от всей этой шумихи, пока он не повзрослеет
достаточно, чтобы встретить ее достойно?
Профессор Макгонагелл открыла было рот, чтобы возразить, но передумала,
сглотнула и сказала покорно:
- Да, и в самом деле, Вы правы. Но как же малыш сюда попадет?
Она вдруг с подозрением уставилась на его широкий плащ - как будто ей в
голову пришла мысль, что он все это время прятал под ним Гарри.
- Его принесет Хагрид.
- Вы думаете, это... разумно? Доверять Хагриду дело такой чрезвычайной
важности?
- Хагриду я бы не задумавшись доверил свою жизнь, - сказал Дамблдор.
- Да нет, я ничего не говорю, он, конечно, добрая душа, - ворчливо
заметила профессор Макгонагелл. - Но не стоит все-таки забывать о его
безалаберной натуре. С него, пожалуй, станется... Ой, что это?
В ночную тишину вторгся низкий рокот. Он все нарастал; они посмотрели
сначала в один конец улицы, потом в другой, пытаясь различить фары. Рокот
перешел в рев, они вскинули головы к небу - и тотчас же оттуда свалился
гигантский мотоцикл, приземлившись на дорогу в точности перед ними.
Несмотря на то, что мотоцикл был огромным, он как-то терялся в
сравнении со своим седоком. Тот был вдвое выше нормального человека, а шире,
пожалуй, раз в пять. Глядя на него, становилось понятно, что быть таким
громадным просто непозволительно. Вид у него был, прямо скажем, дикий - лицо
терялось за мохнатой черной бородой и спутанными космами черных волос,
ладони его были размером с хорошую сковороду, а ноги в черных сапогах
походили на двух маленьких китят. В широченных мускулистых руках он нежно
держал сверток, запеленутый в одеяльце.
- Хагрид, - облегченно выдохнул Дамблдор. - Ну, наконец-то. Где ты
отыскал этот мотоцикл?
- Взял напрокат, сэр, - ответил великан, осторожно вылезая из седла. -
Сириус одолжил. Я привез его, сэр.
- Никаких трудностей?
- Нет, сэр. Дом-то совсем развалился, но я успел его прихватить до
того, как туда муглей понабежало. А как мы пролетали над Бристолем, он
возьми да и усни.
Дамблдор и профессор Макгонагелл нагнулись над свертком. Внутри, едва
выглядывая из-под одеяла, крепко спал маленький мальчик. Под прядкой
агатово-черных волос у него на лбу виднелся шрам необычной формы, словно
крохотная молния.
- Это сюда?.. - прошептала профессор Макгонагелл.
- Да, - сказал Дамблдор. - Этот шрам у него теперь на всю жизнь.
- Неужели даже Вы ничего не можете с этим поделать?
- А я и не стал бы, даже если бы мог. Никогда не знаешь, где шрам может
пригодиться. Да вот у меня есть один, над левым коленом - точная копия схемы
лондонского метро. Ну, что ж... Давайте его сюда, Хагрид. Раз уж решено, не
стоит затягивать.
Дамблдор взял Гарри на руки и направился к дому Дурсли.
- А можно... Можно я с ним хоть попрощаюсь, сэр? - спросил Хагрид.
Он склонил над Гарри свою косматую головищу и поцеловал его - поцелуй
наверняка получился волосатым и колючим. Потом он внезапно взвыл, как
раненый пес.
- Т-с-с-с! - зашипела профессор Макгонагелл. - Всех муглей перебудишь!
- Из-извиняюсь, - захлюпал Хагрид, вытаскивая здоровенный клетчатый
платок. - Но только что же это выходит? Лили и Джеймс - их, значит, нет
больше, а бедного малютку Гарри, значит, муглям сдают...
- Да, да, очень грустно, но все же постарайся держать себя в руках, а
то нас сейчас обнаружат, - прошептала профессор Макгонагелл, осторожно
похлопывая Хагрида по руке.
Дамблдор уже переступил через низенькую каменную стену и вошел в сад.
Подойдя к крыльцу, он осторожно положил Гарри на пороге, вынул из своего
плаща письмо, пристроил его между пеленок, а потом вернулся к ожидающей его
парочке. Наверное, целую минуту все трое стояли, не отрывая глаз от
маленького свертка; плечи Хагрида тряслись, профессор Макгонагелл бешено
моргала, а из глаз Дамблдора, казалось, исчез их обычный мягкий блеск.
- Вот и все, - промолвил наконец Дамблдор. - Нам здесь больше делать
нечего. Теперь можно уходить - присоединимся ко всеобщему веселью, что ли.
- Ага, - сказал Хагрид приглушенно. - Только мне еще мотоцикл Сириусу
сдать. Доброй ночи, профессор Макгонагелл; и Вам, сэр.
Утираясь рукавом куртки, Хагрид взгромоздился на мотоцикл и пнул
стартер; мотор взревел, машина поднялась и унеслась во тьму.
- Надеюсь вскорости Вас увидеть, профессор Макгонагелл, - кивнув,
сказал Дамблдор.
Профессор Макгонагелл вместо ответа трубно высморкалась.
Дамблдор повернулся и зашагал вниз по улице. На углу он остановился и
снова достал гасилку. Он чиркнул ей всего один раз; двенадцать огненных
шаров разлетелись каждый к своему фонарю, так что весь Оградный проезд
осветился ровным желтоватым светом, и стало видно, как в другом конце улицы
крадется пестрая кошка. Отсюда Дамблдор едва мог различить сверток на
крыльце дома номер четыре.
- Ну, Гарри, удачи тебе, - пробормотал он. Потом резко развернулся на
каблуках, взмахнул плащом и исчез.
Ветерок шевелил аккуратно постриженные кусты Оградного проезда, молча
лежавшие под чернильно-черным небом. Из всех улиц на свете эта улица меньше
всего подходила для удивительных событий. Гарри Поттер повернулся во сне.
Маленькая ручонка его нащупала и сжала конверт. Мальчик спал. Он не знал,
что он особенный; он не знал, что он знаменитый; он не знал, что через
несколько часов его разбудит вопль миссис Дурсли, которая обнаружит его,
выставляя за дверь пустые бутылки из-под молока; не знал, что следующие
несколько недель будут наполнены беспрестанными щипками и тумаками со
стороны его двоюродного брата Дадли... Откуда ему было знать, что в эту
самую минуту множество людей, встречаясь тайно по всей стране, поднимают
свои бокалы и тихонько восклицают: "За Гарри Поттера! За мальчика, который
остался жив!"