5 
0
0 
5
ПЕРЕДТИ НА НАШУ РОЛЕВУЮ ИГРУ ВЫ МОЖЕТЕ НАЖАВ НА КНОПКУ:
Глава первая
ДЕМЕНЦИЯ ДУДЛИ
Рекордно жаркий день этого лета подходил к концу. Большие, квадратные дома Бирючиновой аллеи окутывало дремотное молчание. Припаркованные возле них автомобили, обыкновенно сверкающие чистотой, потускнели от пыли, а газоны, некогда изумрудно-зелёные, высохли и пожелтели - в связи с засухой и ограничениями на расход воды пользоваться шлангами запрещалось. Местные жители, вынужденные отказаться от привычных занятий - мытья машин и ухода за лужайками - проводили время в своих прохладных домах, широко распахивая окна в надежде заманить в помещение несуществующий ветерок. Единственным человеком, который оставался на улице, был мальчик-подросток, лежавший на спине на клумбе возле дома № 4.
Этот тощий, черноволосый мальчик в очках, очевидно, сильно прибавил в росте за очень короткое время, и от этого имел немного нездоровый вид. На нём были грязные, рваные джинсы, мешковатая, вылинявшая футболка и старые спортивные тапочки с отстающими подошвами. Такая наружность, конечно, не прибавляла Гарри Поттеру привлекательности в глазах соседей, свято веривших, что ношение плохой одежды следует причислить к уголовно-наказуемым деяниям. К счастью, нынешним вечером от этих самых глаз Гарри скрывал большой куст гортензии. Собственно, сейчас его вообще могли бы заметить только его собственные дядя и тётя, да и то если бы высунулись в окно и посмотрели прямо вниз, на клумбу.
В целом, Гарри считал, что идея спрятаться здесь была очень удачной. Конечно, лежать на раскалённой каменной земле не слишком удобно, зато никто не смотрит на него волком, не заглушает скрежетом зубов голос диктора и не задаёт гнусных вопросов, - как бывает всякий раз, когда он пытается смотреть телевизор в гостиной вместе с дядей и тётей.
И, словно бы эта мысль случайно влетела через окно в комнату, оттуда неожиданно послышался голос Вернона Дурслея, приходившегося Гарри дядей.
- Хорошо хоть этот мальчишка больше сюда не лезет. Кстати, где он вообще?
- Понятия не имею, - равнодушно ответила тётя Петуния. - В доме его нет.
Дядя Вернон невнятно рыкнул.
- Он теперь, видите ли, интересуется новостями... - язвительно сказал он. - Хотел бы я знать, что он на самом деле затевает. Чтобы нормального мальчишку волновали события в мире!... Так я и поверил! Дудли вот понятия ни о чём не имеет. Сомневаюсь, что он в курсе, как зовут премьер-министра... И вообще, не станут же про них рассказывать в наших новостях...
- Вернон, ш-ш-ш! - испуганно перебила его тётя Петуния. - Окно ведь открыто!
- Ах, да... прости, дорогая.
Дурслеи затихли, и Гарри стал слушать стишок про мюсли с фруктами и отрубями. Одновременно он наблюдал за бредущей по улице миссис Фигг, полусумасшедшей старушкой-кошатницей, которая жила неподалёку, в Глициниевом переулке. Миссис Фигг хмурилась и бормотала что-то себе под нос. Гарри ещё раз порадовался, что догадался спрятаться за кустом: в последнее время миссис Фигг взяла моду при каждой встрече обязательно зазывать его к себе на чай. Она уже завернула за угол и скрылась из виду, когда из окна опять поплыл голос дяди Вернона.
- Значит, Дудлика пригласили в гости на чай?
- Да, к Полукиссам, - с нежностью в голосе ответила тётя Петуния. - У него столько друзей, и все его так любят...
Гарри с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Просто поразительно, до какой степени Дурслеи слепы во всём, что касается их сына. Все каникулы он умудрялся кормить родителей весьма неизобретательной ложью про ежевечерние чаепития у друзей, но Гарри-то прекрасно знал, что никаких чаёв Дудли не пьёт. Вместо этого каждый вечер Дудли и его банда отправляются в парк и крушат там всё, что попадётся под руку, либо слоняются по улицам, курят и кидаются камнями в проезжающие машины и гуляющих детей. Гарри не однажды видел, как они этим занимаются, когда сам бродил по Литл Уингингу - он провёл большую часть каникул, блуждая по улицам, где можно было заодно подобрать из урны газету.
Тут до ушей Гарри донеслись первые ноты музыкальной заставки, предварявшей семичасовые новости, и сразу у него в животе что-то судорожно сжалось. Может быть, сегодня... после целого месяца ожидания... может быть, сегодня.
«Число туристов, оказавшихся в затруднительном положении в аэропортах Испании, достигло рекордной отметки. Идёт вторая неделя забастовки носильщиков...»
- Вот я бы им устроил сиесту на всю жизнь, - заглушил конец фразы рык дяди Вернона, но это было уже неважно: под окном, на клумбе, Гарри уже чувствовал, что узел в животе потихоньку развязывается. Если бы что-то случилось, об этом, без сомнения, сказали бы в первую очередь; смерть и катастрофы всегда идут раньше оказавшихся в затруднительном положении туристов.
Гарри медленно выдохнул и стал смотреть в ослепительно синее небо. Этим летом каждый его день был устроен одинаково: сперва мучительное напряжение, ожидание, потом временное облегчение, а потом снова нарастающее беспокойство... и, всякий раз, недоумение - усиливающееся изо дня в день - почему до сих пор ничего не происходит?
Он продолжал слушать новости, так, на всякий случай, в надежде уловить хоть малейший намёк, узнать хоть о каком-то событии, которое муглы не в состоянии правильно расценить... может быть, о необъяснимом исчезновении или загадочном инциденте... но за сообщением о туристах последовал сюжет о засухе в юго-восточном районе («Надеюсь, сосед это слушает!» - заревел дядя Вернон. - «Думает, мы не слышим, как он в три утра включает свои поливалки!»); потом о вертолёте, чуть не потерпевшем крушение в Суррее; потом о разводе одной знаменитой актрисы с её не менее знаменитым мужем («Очень нам интересно нюхать их грязное бельё», - дёрнула носом тётя Петуния, с упорством маньяка выуживавшая подробности этой истории изо всех журналов, которые только попадали в её костлявые руки.)
Закатное небо слепило глаза, и Гарри закрыл их, одновременно услышав: «...и последнее. Попка-дурак изобрёл новый способ охладиться. Волнистый попугайчик Попка, проживающий в «Пяти Перьях» в Барнсли, выучился кататься на водных лыжах! С подробностями - наш корреспондент Мэри Доркинс.»
Гарри открыл глаза. Раз они дошли до попугайчиков на водных лыжах, дальше можно не слушать. Он осторожно перекатился на живот, встал на четвереньки и начал отползать от окна.
Однако, не успел он проползти и двух дюймов, как вдруг, одно за другим, случилось сразу несколько событий.
Раздался оглушительный, похожий на выстрел, хлопок, громким эхом разнёсшийся в сонном молчании улицы; из-под стоящей неподалёку машины очумело выкатилась и быстро убежала кошка; из окна гостиной Дурслеев донёсся вопль, громкое ругательство и звук разбившегося фарфора; и тогда, словно по сигналу, которого он только и дожидался, Гарри вскочил на ноги, на ходу, словно меч, выхватывая сзади из-за пояса джинсов тонкую деревянную волшебную палочку - но, не сумев даже выпрямиться в полный рост, треснулся макушкой о раму открытого окна. Услышав грохот, тётя Петуния завопила ещё громче.
Гарри показалось, что его голова раскололась надвое. Из глаз неудержимо полились слёзы. Он стоял покачиваясь, стараясь сфокусировать зрение и понять, откуда раздался хлопок, но, едва ему удалось обрести равновесие, как из окна протянулись две багровые мясистые руки и крепко обхватили его за горло.
- А ну - убери - эту - штуку! - зарокотал Гарри в ухо голос дяди Вернона. - Быстро! Пока - никто - не - увидел!
- Отстаньте - от - меня! - задушено прохрипел Гарри. Несколько секунд между ними шла ожесточённая борьба. Левой рукой Гарри пытался оторвать от себя похожие на сосиски пальцы дяди, а правой удерживал поднятую в воздух палочку. Вдруг его макушку пронзила особо сильная боль, дядя Вернон пронзительно взвизгнул, как от удара током, и выпустил племянника - словно бы сквозь тело Гарри проходила некая невидимая сила, делающая прикосновение к нему невозможным.
Гарри, тяжело дыша, чуть не свалился на куст гортензии, но сумел-таки выпрямиться и огляделся по сторонам. Вокруг не наблюдалось ничего такого, что могло бы стать источником хлопка, зато за окнами окрестных домов показались любопытные лица. Гарри поспешно сунул палочку за пояс джинсов и напустил на себя невинный вид.
- Добрый вечер! - прокричал дядя Вернон, обращаясь к миссис из номера семь, дома напротив, сурово глядевшей из-за тюлевых занавесок. - Слышали, какой сейчас был выхлоп? Мы с Петунией так и подпрыгнули!
Он продолжал неестественно лыбиться во все стороны до тех пор, пока соседи не отошли от окон, и тогда безумная улыбка сразу же превратилась в гримасу яростного бешенства. Дядя Вернон поманил Гарри к себе.
Гарри приблизился на несколько шагов, осторожно, чтобы ненароком не перейти ту черту, за которой протянутые вперёд руки дяди Вернона смогли бы снова схватить его за горло и начать душить.
- Какого дьявола ты это делаешь, парень? - голос дяди Вернона прерывался от злости.
- Делаю что? - холодно уточнил Гарри. Он всё оглядывался по сторонам, надеясь-таки увидеть человека, издавшего хлопок.
- Устраиваешь тут шум, будто кто из пистолета палит, прямо у нас под...
- Это не я, - твёрдо сказал Гарри.
Рядом с широкой багровой физиономией дяди Вернона появилось худое лошадиное лицо тёти Петунии. Вид у неё был страшно недовольный.
- Зачем вообще ты тут шныряешь?
- Да... Да! Правильно, Петуния! Что ты делал под окном, парень?
- Слушал новости, - безропотно признался Гарри.
Дядя и тётя обменялись возмущёнными взглядами.
- Слушал новости? Опять?!
- Они вообще-то каждый день новые, - сказал Гарри.
- Ты мне не умничай! Я хочу знать, что ты на самом деле затеваешь - и нечего мне мозги полоскать! «Слушаю новости»! Тебе прекрасно известно, что про вашу братию...
- Тише, Вернон! - еле слышно выдохнула тётя Петуния. Дядя Вернон понизил голос и докончил так тихо, что Гарри с трудом его расслышал: - ...что вашу братию не показывают по нашему телевидению!
- Это вы так думаете, - сказал Гарри.
Несколько секунд дядя Вернон молча таращил на него глаза, а потом тётя Петуния решительно произнесла:
- Мерзкий лгунишка. Что же тогда делают все эти ваши, - тут она тоже понизила голос, и дальнейшее Гарри смог лишь прочитать по губам: - совы, как не приносят вам новости?
- Да-да! - победно зашептал дядя Вернон. - Не пудри нам мозги, парень! Как будто мы не знаем, что свои новости ты получаешь от этих отвратных птиц!
Гарри молчал в нерешительности. Сказать правду было не так-то легко, несмотря на то, что дядя и тётя не могли знать, как больно ему в этом признаваться.
- Совы... больше не приносят мне новости, - выговорил он без выражения.
- Не верю, - тут же сказала тётя Петуния.
- И я не верю, - горячо поддержал её дядя Вернон.
- Мы знаем, что ты затеял что-то нехорошее, - сказала тётя Петуния.
- Мы, знаешь ли, не идиоты, - заявил дядя Вернон.
- Вот это для меня уже новость, - огрызнулся Гарри, в душе которого стремительно нарастало непреодолимое раздражение. Прежде чем Дурслеи успели что-то сказать, он круто развернулся, пересёк лужайку перед домом, переступил через низкую ограду и зашагал по улице.
Он знал, что нажил себе неприятности. Позднее ему придётся предстать перед родственниками и поплатиться за свою грубость, но пока его это не волновало; ему было о чём беспокоиться.
Он почти не сомневался, что громкий хлопок раздался оттого, что кто-то аппарировал на Бирючиновую аллею или, наоборот, дезаппарировал с неё. Точно с таким же звуком растворялся в воздухе домовый эльф Добби. Возможно ли, чтобы Добби был сейчас здесь? Вдруг в эту самую минуту эльф идёт за ним по пятам? Гарри круто обернулся и уставился назад, но Бирючиновая аллея была совершенно пуста, а Гарри точно знал, что Добби не умеет становиться невидимым.
Он шёл, не выбирая дороги - он столько раз за последнее время бродил по этим улицам, что ноги сами несли его излюбленными маршрутами. Каждые несколько шагов он оглядывался через плечо. Пока он валялся среди умирающих бегоний тёти Петунии, рядом с ним находился кто-то из колдовского мира, это точно. Почему же он или они не заговорили с ним? И где они прячутся теперь?
Разочарование всё нарастало, а уверенность постепенно слабела.
В конце концов, вовсе не обязательно, что звук был волшебный. Может быть, из-за бесконечного ожидания он, Гарри, дошёл до ручки и готов любой, самый обычный звук принять за весточку из своего мира? Может быть, просто у соседей что-то разбилось или взорвалось?
При этой мысли на душе у Гарри сразу стало тягостно и, не успел он опомниться, как им снова овладела горькая безнадёжность, преследовавшая его всё лето.
Завтра в пять утра он снова проснётся по будильнику, чтобы заплатить сове, разносящей «Прорицательскую газету» - но что толку её выписывать? Последнее время Гарри отбрасывал газету, едва взглянув на первую страницу: ведь именно там должны будут поместить сообщение о возвращении Вольдеморта, когда до идиотов, сидящих в издательстве, дойдёт наконец, что это случилось, - а остальные новости ему не интересны.
Если повезёт, то совы принесут ещё и письма от Рона с Гермионой. Впрочем, он давно перестал надеяться узнать от них что-нибудь вразумительное.
Ты же понимаешь, мы не можем писать о сам-знаешь-чём... Нам не велели сообщать тебе никаких важных новостей, на случай, если совы будут перехвачены... Мы сейчас довольно сильно заняты, но я не могу рассказать тебе об этом подробно... Здесь столько всего происходит, при встрече мы тебе обо всём расскажем...
Когда она будет, эта встреча? Что-то никто не торопится назначить дату. Конечно, на поздравительной открытке, которую Гермиона прислала ему на день рождения, было написано «думаю, что мы очень скоро увидимся», но... как скоро наступит это самое «скоро»? Насколько можно было понять по туманным намёкам, разбросанным в письмах друзей, Рон с Гермионой находились в одном месте, предположительно - у Рона. Гарри с трудом мог примириться с мыслью, что те двое веселятся в Пристанище, в то время как он вынужден торчать на Бирючиновой аллее. А если уж быть до конца откровенным, то он злился на друзей так сильно, что, не открывая, выкинул две коробки рахатлукулловского шоколада, которые они прислали ему в подарок. Правда, сразу об этом и пожалел - после вялого салата, поданного в тот же вечер на ужин тётей Петунией.
И чем это таким они заняты? И почему он, Гарри, не занят ничем? Разве он не доказал, что способен на много, много большее, чем они? Неужели все забыли, что он сделал? Это ведь именно он был на том кладбище и видел, как погиб Седрик, именно его привязали к надгробию и чуть не убили...
Не думай об этом, в сотый раз за лето приказал себе Гарри. Неужели тебе мало того, что каждую ночь ты оказываешься на том кладбище в своих кошмарах, неужели нужно думать об этом ещё и наяву?
Он свернул в Магнолиевый переулок и вскоре прошёл мимо узкого прохода рядом с гаражом, где когда-то впервые увидел своего крёстного отца. Сириус хотя бы понимает, что сейчас испытывает Гарри. Конечно, и он не пишет ни о чём существенном, но его письма полны не многозначительных глупостей, а слов заботы и утешения: я знаю, как тебе сейчас тревожно и беспокойно... будь умничкой... соблюдай осторожность, не совершай необдуманных поступков...
Что же, думал Гарри, сворачивая с Магнолиевого переулка на Магнолиевое шоссе и направляясь в сторону парка, над которым уже сгущались сумерки, я, по большому счёту, так и поступаю. Я же не привязал сундук к метле и не улетел в Пристанище, хотя мне этого ужасно хотелось. Гарри вообще считал себя паинькой - если учитывать, как его злит и раздражает вынужденное сидение на Бирючиновой аллее и шныряние по кустам в надежде услышать хоть намёк на то, чем сейчас занимается лорд Вольдеморт. Но всё равно, совет не совершать необдуманных поступков от человека, который двенадцать лет отсидел в колдовской тюрьме Азкабан, бежал, предпринимал попытку совершить то убийство, за которое, собственно, и был осуждён; от человека, и теперь находящегося в бегах вместе с краденым гиппогрифом... нет, это, мягко говоря, бесит.
Гарри перелез через запертые ворота парка и побрёл по высохшей траве. Кругом было так же пустынно, как и на окрестных улицах. Он дошёл до площадки с качелями, сел на те единственные, которые ещё не были сломаны Дудли и его приятелями, обвил одной рукой цепь и мрачно уставился в землю. Больше он не сможет прятаться на клумбе. Завтра придётся изобрести новый способ подслушивания. А пока ему не светит ничего хорошего, кроме очередной тяжёлой, беспокойной ночи. Ему всегда снится что-то страшное: если не кошмары про Седрика, так обязательно какие-то длинные тёмные коридоры, ведущие в тупик, к запертым дверям. Гарри подозревал, что эти сны рождены той отчаянной безысходностью, которую он постоянно испытывает наяву. Шрам на лбу довольно часто саднил, но едва ли теперь Рон с Гермионой, да и Сириус тоже, сочтут этот факт достойным внимания. Раньше боль во лбу предупреждала о том, что Вольдеморт вновь набирает силу, но теперь, когда и так ясно, что он вернулся, друзья, скорее всего, скажут, что шрам, собственно, и должен болеть... не о чем и беспокоиться... старая песня...
Обида на несправедливость всего этого переполняла Гарри, и ему хотелось кричать от ярости. Да если бы не он, никто бы и не знал, что Вольдемот вернулся! А в награду его вот уже целых четыре недели маринуют в Литл Уингинге, в полной изоляции от колдовского мира! И вдобавок он же ещё должен сидеть среди вялых бегоний и слушать про попугайчиков! Как мог Думбльдор так легко про него забыть? Как у Рона с Гермионой хватает совести проводить время вместе и не позвать его? Сколько ему ещё терпеть наставления Сириуса? Сколько ещё сидеть смирно, быть хорошим мальчиком и бороться с искушением написать в газету: ку-ку, ребята, Вольдеморт вернулся? В голове у Гарри роились гневные мысли, внутри всё переворачивалось от злости, а рядом на землю спускалась жаркая, бархатистая ночь, воздух был напоён ароматом тёплой сухой травы, и стояла полнейшая тишина - если не считать тихого рокотания машин где-то вдалеке, за оградою парка.
Неизвестно, сколько времени Гарри просидел на качелях, но вдруг в его мрачные мысли ворвались чьи-то голоса, и он поднял голову. С близлежащих улиц сквозь кроны деревьев проникал туманный свет фонарей, высветивший силуэты ехавших через парк молодых людей. Один из них громко распевал неприличную песню. Остальные смеялись. Их движение сопровождалось тихим стрекотанием, которое обычно издают дорогие гоночные велосипеды.
Гарри знал, кто это такие. Впереди, вне всякого сомнения, Дудли. Едет домой в окружении боевых друзей.
Дудли оставался громадиной, но прошлогодняя суровая диета и недавно открывшийся талант произвели большую перемену в его внешности. Недавно - о чём с большим восторгом сообщал всем и каждому дядя Вернон - Дудли стал победителем чемпионата по боксу среди юниоров-тяжеловесов школ юго-восточного графства. Занятия «благородным», по выражению дяди Вернона, спортом сделали Дудли фигурой ещё более устрашающей, чем он был раньше, в те времена, когда они с Гарри ходили в начальную школу и Гарри служил двоюродному брату его первой боксёрской грушей. Гарри больше не боялся Дудли, но всё же не считал поводом для ликования то обстоятельство, что тот научился бить точнее и больнее, чем прежде. Соседские дети боялись Дудли даже больше, чем «бандита Поттера», которым их пугали родители и который был таким отпетым хулиганом, что его пришлось отдать в школу св. Грубуса - интернат строгого режима для неисправимо-преступных типов.
Гарри смотрел на движущиеся силуэты велосипедистов, гадал, кому они «наваляли» сегодня вечером, и вдруг поймал себя на том, что мысленно призывает их: оглянитесь! Ну же... оглянитесь... я тут совсем один... давайте... пристаньте ко мне...
Если дружки Дудли увидят его одного, то тут же бросятся к нему, и что тогда останется делать Дудли? Ему не захочется терять лицо в глазах тех, кто избрал его своим предводителем, и при этом будет смертельно страшно спровоцировать Гарри... Интересно будет понаблюдать за его внутренней борьбой... Дразнить его и видеть, что он боится ответить... А если кто-то из его прихвостней захочет напасть на Гарри, что же, он готов - у него с собой палочка. Пусть попробуют... он будет только рад возможности выместить свою злость - хоть часть её - на этих уродах, когда-то делавших его жизнь невыносимой.
Но они не оборачивались и не видели его, и почти уже доехали до ограды. Гарри поборол желание крикнуть им вслед... глупо нарываться на драку... ему нельзя колдовать... нельзя рисковать... его же могут исключить из школы...
Голоса затихали; компания, направлявшаяся к Магнолиевому шоссе, скрылась из виду.
Вот тебе, Сириус, пожалуйста, скучно думал Гарри. Я не совершил необдуманного поступка. Был умничкой. В отличие от тебя.
Он встал и потянулся. Пора. А то дядя Вернон с тётей Петунией уверены, что домой надо приходить именно во столько, во сколько возвращается их сын, и ни секундой позже. Дядя Вернон даже грозился запереть Гарри в сарае, если тот ещё хоть раз вернётся после Дудли, поэтому, подавив зевок и сохраняя на лице недовольное выражение, Гарри направился к воротам парка.
Магнолиевое шоссе ничем не отличалось от Бирючиновой аллеи - те же большие, квадратные дома с ухоженными газонами, те же большие, квадратные хозяева и очень чистые машины. Литл Уингинг гораздо больше нравился Гарри ночью, когда занавешенные окна ярко и красиво светились в темноте и когда можно было спокойно идти мимо, не опасаясь услышать очередную гадость о «преступности» своего вида. Он шагал быстро и вскоре нагнал банду Дудли; они прощались у поворота в Магнолиевый переулок. Гарри спрятался за кустом сирени и стал ждать.
- Он визжал прямо как свинья, скажи? - говорил Малькольм под дружный гогот приятелей.
- Отличный хук справа, Босс, - хвалил Пьерс.
- Завтра в то же время? - спросил Дудли.
- Давайте у меня, предков дома не будет, - предложил Гордон.
- Ладно, пока, - сказал Дудли.
- Пока, Дуд!
- До встречи, Босс!
Гарри подождал, пока дружки Дудли разойдутся, и отправился дальше. Когда голоса утихли, он свернул в Магнолиевый переулок и очень скоро оказался недалеко от Дудли. Тот брёл весьма неспешно, напевая себе под нос. Гарри шёл за ним.
- Эй, Босс!
Дудли обернулся.
- А, - пробурчал он. - Это ты.
- С каких это пор ты у нас «Босс», а?
- Заткнись, - рыкнул Дудли, отворачиваясь.
- Что ж, название хорошее, - сказал Гарри и, поравнявшись с кузеном, зашагал с ним в ногу. - Только для меня ты всегда будешь «буська Дидикин».
- Я же сказал, ЗАТКНИСЬ! - руки Дудли сжались в кулаки.
- А твои друзья знают, как тебя называет мамочка?
- Заткни свой поганый рот.
- А ей ты не говоришь «заткни свой поганый рот»... Так как насчёт «Попкин» или «Динки Дуддидум»? Мне можно тебя так называть?
Дудли молчал, видимо, сосредоточив все усилия на том, чтобы не броситься на Гарри.
- Ладно, лучше расскажи, кого вы отметелили сегодня? - спросил Гарри, и улыбка постепенно сошла с его лица. - Очередного малолетку? Насколько я знаю, пару дней назад это был Марк Эванс...
- Он сам напросился, - пробурчал Дудли.
- Ах вот как?
- Он меня дразнил!
- Ой! Неужто он осмелился сказать, что ты похож на свинью, которую выучили ходить на задних лапах? Это не называется дразнить, Дуд, это называется говорить правду.
Желваки на лице Дудли ходили ходуном. Гарри испытывал огромное удовлетворение оттого, что ему удалось так сильно взбесить двоюродного брата; у него было ощущение, что он передал Дудли часть своего собственного раздражения - ведь больше деть его было некуда.
Они свернули в тот самый закоулок, где Гарри впервые увидел Сириуса - это был короткий путь из Магнолиевого переулка в Глициниевый. Здесь было пустынно и, из-за отсутствия фонарей, намного темнее, чем в других местах. С одной стороны прохода возвышался забор, а с другой - стены гаражей, приглушавшие стук шагов.
- Думаешь, если у тебя эта твоя штука, ты самый крутой, да? - сказал Дудли после короткого раздумья.
- Какая штука?
- Ну, эта... эта твоя... которую ты прячешь.
Гарри опять ухмыльнулся.
- Дуд, да ты не такой тупой, каким кажешься! Впрочем, будь ты таким, у тебя не получалось бы ходить и разговаривать одновременно.
Гарри достал палочку и заметил, как покосился на неё Дудли.
- Тебе нельзя, - поспешно заявил Дудли. - Я точно знаю. А то тебя исключат из твоей дебильной школы.
- А вдруг у нас правила поменялись? Откуда тебе знать?
- Ничего не поменялись, - сказал Дудли, но в его голосе не было убеждённости.
Гарри тихо рассмеялся.
- Всё равно, без этой штуки у тебя смелости не хватает со мной связываться, - проворчал Дудли.
- Да ты сам без четырёх ассистентов десятилетнего мальчишку побить не можешь. Вот ты получил разряд по боксу. Сколько было твоему сопернику? Семь? Восемь?
- Шестнадцать, если хочешь знать, - зарычал Дудли, - и когда я с ним закончил, он двадцать минут валялся как мёртвый, а между прочим, он был в два раза тяжелей тебя. Вот погоди, я скажу папе, что ты опять доставал свою штуку...
- Так, вот мы и побежали к папочке. Буська-чемпион испугался противной палочки.
- Что-то ты по ночам не такой храбрый, - мерзко ухмыльнулся Дудли.
- Ночь - это то, что сейчас, Дидикин. Так мы называем время, когда вокруг становится темно.
- Я имею в виду, ночью в кровати! - рявкнул Дудли.
Он остановился. Гарри тоже остановился и уставился на двоюродного брата. В темноте было плохо видно, но, кажется, на его лице играло странное победоносное выражение.
- Чего? Ночью в кровати я не такой храбрый? Что это значит? - озадаченно спросил Гарри. - А чего мне бояться? Подушек?
- Я всё слышал прошлой ночью, - негромко проговорил Дудли. - Ты разговаривал во сне. Стонал.
- Как это стонал? - продолжал допрос Гарри, но у него уже похолодело в груди. Прошлой ночью ему опять снилось кладбище.
Дудли хрипло, лающе кашлянул и заскулил тоненьким голоском:
- «Не убивай Седрика! Не убивай Седрика!» Кто такой Седрик? Твой бойфренд?
- Я... Ты врёшь, - машинально сказал Гарри. Но во рту у него пересохло. Он прекрасно знал, что Дудли не врёт - откуда ещё ему знать про Седрика?
- «Папа! Помоги мне, папа! Папочка, он хочет меня убить! Бу-у-у!»
- Заткнись! - тихо приказал Гарри. - Умолкни, Дудли, иначе я за себя не ручаюсь!
- «Папочка, помоги! Мамочка, помоги! Он убил Седрика! Папочка, спаси меня! Он хочет»... Не тычь в меня этой штукой!
Дудли вжался в забор. Палочка нацелилась прямо ему в сердце. Вся та ненависть, которую Гарри испытывал к двоюродному брату в продолжение долгих четырнадцати лет, закипела в его жилах - чего только он не отдал бы сейчас за возможность садануть Дудли заклятием пострашнее! И пусть ползёт домой бессмысленным насекомым с какими-нибудь ложноножками...
- Больше не смей и заикаться об этом, - яростно прошипел Гарри. - Понял?
- Убери эту штуку!
- Я спрашиваю, понял?
- Убери эту штуку!
- ПОНЯЛ МЕНЯ?
- УБЕРИ ОТ МЕНЯ СВОЮ...
И вдруг Дудли хрипло, судорожно охнул, будто неожиданно окунувшись в ледяную воду.
Произошло что-то непонятное. Усыпанное звёздами небо цвета индиго внезапно почернело, и наступила кромешная тьма - исчезла и луна, и звёзды, и мерцающий свет фонарей. Не стало слышно шелеста листвы и далёкого рокота автомобилей. Тёплый, душистый вечер сделался пронзительно холодным. Гарри и Дудли окружила абсолютная, непроницаемая, чёрная тишина, словно бы чья-то гигантская рука накрыла всё вокруг плотной ледяной накидкой, не пропускавшей ни звука, ни света.
Сначала Гарри решил, что, сам того не желая, проделал какое-то волшебство, но потом разум взял верх над чувствами - как бы там ни было, выключить звёзды ему не под силу. Он повертел головой, стараясь увидеть хоть что-нибудь, но тьма невесомой вуалью льнула к его глазам.
В уши ударил перепуганный голос Дудли:
- Т-ты чего н-наделал? Уб-бери это!
- Ничего я не наделал! Замолчи и не двигайся!
- Я н-ничего н-не в-вижу! Я ослеп! Я...
- Я сказал, молчи!
Гарри стоял как вкопанный и водил по сторонам невидящими глазами. Стало так холодно, что его трясло с головы до ног; руки покрылись гусиной кожей, а волосы на затылке встали дыбом. Гарри до предела расширил глаза и продолжал слепо озираться по сторонам.
Немыслимо... невозможно... как они могли оказаться здесь... в Литл Уингинге?... Гарри напряг слух... он услышит их раньше, чем сможет увидеть...
- Я п-пожалуюсь п-папе! - заскулил Дудли. - Т-ты г-где? Т-ты ч-что?...
- Да тихо ты! - прошипел Гарри. - Дай послу...
И оборвал сам себя - он услышал именно то, чего так боялся.
В проходе, кроме них, было что-то ещё - и оно медленно, судорожно, свистяще втягивало в себя воздух. Гарри окатило волной ужаса.
- Х-хватит! П-прекрати! А то к-как т-тресну, п-понял...
- Дудли, тихо...
БАМ.
Кулак попал Гарри по голове, сбоку. Ноги оторвались от земли. В глазах вспыхнул белый фейерверк, и во второй раз за вечер Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Он тяжело рухнул на землю. Палочка вылетела из рук.
- Ты болван, Дудли! - заорал Гарри, лихорадочно вставая на четвереньки и слепо шаря вокруг. Он услышал, что Дудли понёсся куда-то, спотыкаясь на ходу и ударяясь о забор.
- ДУДЛИ, НАЗАД! ТЫ БЕЖИШЬ ПРЯМО НА НЕГО!
Тишину прорезал ужасающий визг, и топот прекратился. В то же самое мгновение Гарри спиной ощутил наползающий холод, а это могло означать только одно: ОН НЕ ОДИН, ИХ МНОГО.
- ДУДЛИ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ! ГЛАВНОЕ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ! Ну где же... - отчаянно забормотал Гарри. Его руки ползали по земле как пауки. - Где же палочка... давай же... люмос!
Он произнёс заклинание машинально - очень уж нужен был свет - и, к его несказанному облегчению, в нескольких дюймах от правой руки тут же появился лучик: на кончике волшебной палочки зажёгся свет. Гарри схватил палочку, вскочил, осмотрелся...
И внутри у него всё перевернулось.
К нему, невысоко над землёй, медленно скользя и всасывая на ходу ночной воздух, плыла высокая фигура в робе с капюшоном без лица и без ног.
Спотыкаясь, Гарри отступил назад и поднял палочку.
- Экспекто патронум!
Палочка выпустила облачко серебристого пара, и движение дементора замедлилось, но заклинание не сработало как следует - дементор продолжал надвигаться на Гарри, а тот лишь в ужасе пятился, путаясь в собственных ногах. Мысли остановились от страха ... Надо сосредоточиться...
Из-под робы высунулись серые, покрытые слизью и струпьями, руки и потянулись к Гарри. В ушах у него громко зашумело...
- ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!
Его голос прозвучал словно издалека. И опять из кончика палочки выплыло серебристое облачко, ещё более жиденькое, чем предыдущее... Всё, он разучился, он больше не умеет исполнять это заклинание!
Голова наполнилась хохотом, высоким, пронзительным хохотом... зловонное, смертоносное дыхание дементора стало заполнять его лёгкие, Гарри стремительно тонул в нём... скорее... счастливые воспоминания...
Но он не мог вспомнить ничего счастливого... ледяные пальцы неумолимо смыкались на его шее... пронзительный хохот звучал всё громче, и в голове кто-то шептал: «поклонись смерти, Гарри... может быть, это даже не больно... сам я не знаю... ни разу не умирал...»
Неужели он больше никогда не увидит Рона и Гермиону?...
Гарри отчаянно боролся хотя бы за глоток воздуха, и вдруг перед его мысленным взором, очень отчётливо, возникли лица друзей.
- ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!
Из палочки вырвался огромный серебряный олень, и на лету ударил дементора рогами в то место, где должно было находиться сердце. Дементор, невесомый как сама тьма, был отброшен назад. Олень грозно наступал, а побеждённый дементор уплывал прочь, растопырив руки и похожий на летучую мышь.
- СЮДА! - крикнул Гарри оленю. Резко развернувшись, он помчался по проходу с палочкой наперевес. - ДУДЛИ? ДУДЛИ!
Он не пробежал и десяти шагов, как наткнулся на них: Дудли лежал на земле, сжавшись в комок и закрыв лицо руками, а второй дементор склонялся над ним. Своими склизкими лапами дементор держал Дудли за запястья и медленно, почти любовно разводил его руки в стороны, а капюшон неуклонно приближался к лицу Дудли, будто бы для поцелуя.
- ВОЗЬМИ ЕГО! - вскричал Гарри. Олень с мощным свистом проскакал мимо. Безглазое лицо дементора находилось в каком-то дюйме от лица Дудли, когда олень ударил его рогами; дементора отбросило вверх, и он, так же как и его напарник, улетел прочь и исчез в темноте; а олень проскакал к выходу в переулок и растворился в серебристом тумане.
Луна, звёзды и фонари в мгновение ока вернулись на свои места. Подул тёплый ветерок. В близлежащих садах зашелестели деревья, а из Магнолиевого переулка снова донёсся - такой земной и родной! - рокот машин. Гарри стоял неподвижно, с чувствами, обострёнными до предела, и не сразу смог воспринять столь внезапное возвращение к нормальной действительности. Спустя какое-то время он вдруг осознал, что его футболка плотно прилипла к телу; он прямо-таки утопал в поту.
Он никак не мог поверить в случившееся. Дементоры здесь, в Литл Уингинге.
Дудли, скорчившись, лежал на земле. Он трясся и тоненько поскуливал. Гарри наклонился к нему, чтобы понять, в состоянии ли тот ходить, но тут сзади, за спиной, раздался топот быстро бегущих ног. Инстинктивно вскинув палочку, Гарри развернулся вокруг своей оси, чтобы - кто бы это ни был - встретить его лицом к лицу.
Из темноты появилась совершенно запыхавшаяся полоумная старушка миссис Фигг. Из-под сеточки для волос во все стороны торчали путаные седые пакли, на запястье, позвякивая, раскачивалась авоська, клетчатые шлёпанцы наполовину соскочили с ног. Гарри суетливо дёрнулся, намереваясь поскорее спрятать палочку, но...
- Куда, балда! Не убирай! - завопила миссис Фигг. - А если тут ещё есть? Нет, я просто укокошу этого Мундугнуса Флетчера!
